Звучит музыка “Реквием”.
Наша встреча сегодня проводится в День Памяти Жертв Политических Репрессий. Я начну её стихами:
Всем,
кто клеймен был статьёю полсотни восьмою,
кто и во сне окружён был собаками, лютым конвоем,
кто по суду, без суда, совещаньем особым
был обречён на тюремную робу до гроба,
кто был с судьбой обручён кандалами, колючкой, цепями,
им
наши слезы и скорбь, наша вечная память!
Слово предоставляется Начальнику управления социальной защиты населения.
1-й ведущий: 30 октября выбрано президентом РФ в качестве Дня жертв репрессий не случайно: за 19 лет до него этот день был выбран, если угодно, Богом. В этот день в 1972 г. в мордовском лагере умер Юрий Галансков, получивший срок за свой протест против лишения свободы Синявского и Даниеля - писателей, осуждённых за опубликование своих рассказов за рубежом.
Через 2 года, в октябре 1974 г. группа соузников Галанскова сумела передать на волю предложение отмечать во всём мире этот день как День политзаключённых. Что и было принято мировым сообществом. И исполнялось и в советских лагерях - посредством голодовок - несмотря на неминуемые карцеры, запреты свиданий, переводы на тюремный режим и прочие прелести. До 1974 года в качестве Дня политзаключённых отмечалась другая дата – 5 сентября – годовщина известного декрета 1918 года “О красном терроре”, который помимо расстрела “всех лиц, прикосновенных к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, ввел в Советской России концентрационные лагеря…”.
2-й ведущий: Указ президента знаменовал разрыв нового государства с советским репрессивным режимом. Насколько этот разрыв подтверждается новой практикой, мы можем судить сами.
Но задумывался ли президент, подписывая свой указ, о том, что слово “репрессии” вряд ли соответствует тому, что происходило с установлением у нас советской власти.
В самом деле, – что такое репрессия? Это – когда власть карает людей, за какие-то их действия против неё – так? Между тем, подавляющее большинство тех, кого мы сегодня вспоминаем, ни о каких действиях против власти и не помышляли.
3-й ведущий: Ни тысячи инженеров, арестованных в связи с “шахтинским делом”; ни сотни тысяч замученных, расстрелянных, загубленных в 1937 – 1938 гг. партийцев, наивно веривших, что они – ум, честь и совесть эпохи строят светлое будущее для всех трудящихся; ни миллионы крестьян, поверивших “новой экономической политике”, объявленной в 1921 году и оказавшиеся через 7 лет жертвами “политики ликвидации кулачества как класса”. Не боролись против власти ни расстрелянные маршалы и генералы – почти весь советский генералитет, ни поэты: Гумилёв, Табидзе, Смеляков, Заболоцкий; ни артисты – Русланова, Дворжецкий, Михоэлс, ни автор траектории будущего американского полёта на Луну Кондратюк, или будущий руководитель советской космической программы Королёв, или самолётостроитель Туполев, ни генетики Вавилов, Пантин, Тимофеев–Ресовский, ни наш физик Румер, астроном Козырев, историк Гумилёв, ни поголовно уничтоженный еврейский антифашистский комитет, ни жертвы послевоенного “ленинградского дела”, не говоря уже о миллионах пленных солдат…
1-й докладчик: “Об условиях содержания заключённых”.
Крупнейшие лагеря, в которых отбывали наказания заключённые, находились на Соловках и на Колыме. Условия содержания заключённых в этих лагерях привели к большим человеческим жертвам. Охрана на Соловках состояла из сотрудников ОГПУ, уличённых в прегрешениях по службе и отправленных на Соловки для исправления. И они творили там произвол. Новых заключённых встречали словами: “Здесь не Советская республика, а Соловецкая! Усвойте! Нога прокурора ещё не ступала на соловецкую землю, и не ступит! Знайте! Вы сюда присланы не для исправления! Горбатого не исправишь”.
Жизнь походила на театр абсурда. Выпускался свой журнал “Соловецкие острова”. А с 1926 г. на него была объявлена Всесоюзная подписка. Существовал и свой драматический коллектив, потому что там сидело очень много деятелей культуры. А ботаники и искусствоведы состояли в Соловецком обществе краеведов.
С Соловецких островов было только два побега. Существовали разные меры умерщвления людей. Из 84 тысяч человек погибло 43 тысячи человек.
На Колыме в разные годы отбывали наказание 2,5 млн. человек, из них погибло 950 тыс. человек.
Умирали от истощения и связанными с ним болезнями.
Размер пайка стал для лагерной администрации главным средством заставить заключённых до конца выкладываться на работе. Ударникам полагался усиленный паёк и возможность досрочного освобождения, а тем, кто не выполнил норму, безжалостно паёк урезали.
С 1938 г. начали проводить массовые расстрелы, тем самым избавились от неугодных заключённых.
4-й ведущий: Это не репрессии, это - тупое насилие , которое даже политическим не назовёшь. Просто насилие власти, ощущающей себя властью только в актах насилия, чем беспричинней, тем упоительней!
Ничего нового в этом отношении советский режим не изобрёл. Если вдуматься, насилие выполняло функцию основной производительной силы. Правда, система эта не умела производить ничего, кроме насилия. Но уж это она производила в расширяющихся масштабах.
“Что означает слово репрессия для Вашей семьи?”
1-й ведущий: Годы “Большого террора” (1937-38 гг.) унесли неизвестное до сего времени количество жизней наших соотечественников. Поражают даже официально опубликованные итоги этой компании: 1 344 923 арестованных, 681 692 расстрелянных. Известный историк Р.Конквест (БТ) называет другие числа: 12-14 млн. арестованных, не менее 1млн. расстрелянных; Комиссия ЦК (1962 г.) и того больше: 19 млн. арестованных, не менее 7 млн. расстрелянных.
Как бы то ни было, оба названия – ежовщина и БТ неточны. НКВД, проводивший в те годы массовые аресты и расстрелы, действительно, возглавлял Н.Ежов, но не ему принадлежал замысел этой акции. Если уж связывать это с чьим-то именем, то надо бы назвать: сталинщина. Достаточно вспомнить, что в ходе БТ были уничтожены? членов ЦК – почти все ближайшие соратники Ленина, 95% высшего генералитета – создатели ещё ленинской Красной Армии. Все они – отнюдь не враги ни Сталина, ни тем более – советской власти.
1-й чтец: “Об Анне Ахматовой”.
РЕКВИЕМ
1935 – 1940
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, -
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
В страшные годы ежовщины она провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то “опознал” её. Тогда стоящая за ней женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала её имени, очнулась от свойственного им оцепенения и спросила её на ухо (там все говорили шепотом):
– А это вы можете описать?
И Ахматова сказала:
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было её лицом.
2-й чтец: Анна Ахматова “Посвящение”.
Перед этим горем гнутся горы,
Не течёт великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними “каторжные норы”,
И смертельная тоска.
Для кого- то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат –
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжёлые солдат.
Подымались как к обедне ранней,
По столице одичалой шли,
Там встречались, мёртвых бездыханней,
Солнце ниже, и Нева туманней,
А надежда всё поёт вдали.
Приговор…. И сразу слёзы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идёт….Шатается….Одна.
Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю прощальный мой привет.
Март 1940 г.
Корреспондент обращается к приглашённым гостям (бывшим репрессированным) с вопросом
2-й ведущий: Большой террор был тщательно спланирован – как своеобразная войсковая операция. Причём убийство Кирова 1 декабря 1934 г. только внешне выглядело поводом для развязывания террора, скорее оно было одним из мероприятий его кадровой и психологической подготовки.
Сам же план БТ с разбивкой всего населения на группы и категории, процентными нормативами по каждой категории и лимитами на аресты и расстрелы по областям и республикам был представлен Ежовым на утверждение Политбюро ЦК ВКП (б) 2 июля 1937 г. Ликвидации или лишению свободы подлежали не только остатки “враждебных классов” (включая детей) и бывшие члены враждебных партий и участники белого движения (и их дети), но и коммунисты – бывшие члены всех оппозиционных течений в ВКП (б) – 383 списка виднейших партийных и государственных деятелей.
3-й чтец: Анна Ахматова “Вступление”.
Это было, когда улыбался
Только мёртвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осуждённых полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звёзды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами чёрных марусь.
3-й ведущий: По-видимому, на этом же пленуме обсуждался и вопрос о пыточном следствии. Массовые пытки начались в ночь с 17 на 18 августа 1937 г.
Идеологически БТ был обоснован ещё в 1928 г. сталинским тезисом об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму; тезис этот доказывался самими же репрессиями: “Шахтинский процесс” – лето 1928 года, арестовано больше 2000 инженеров, 5 из них – расстреляно; процесс “Промпартии” – 1930 г., расстреляны Чаянов, Кондратьев экономисты мирового уровня; “дело о вредительстве на электростанциях” – 1933 г., арестованы сотни специалистов в Москве, Челябинске, Златоусте, Баку.
И. Сталин: “Доказано, что вредительство наших спецов, антисоветские выступления кулачества… субсидировались и вдохновлялись извне”.
4-й чтец: Анна Ахматова “Приговор”
И упало каменное слово
На мою ещё живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
А не то… Горячий шелест лета
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.
Корреспондент обращается к приглашённым гостям (бывшим репрессированным) с вопросом “Как ваша семья добилась реабилитации?”.
4-й ведущий: 25. 11. 38 на пост народного комиссара внутренних дел назначен Берия, большинство ежовских следователей арестовано и расстреляно, 327400 “ежовских” узников освобождено. Сам Ежов был назначен народным комиссаром водного транспорта, затем этот наркомат упразднили, а Ежов арестован и расстрелян. Но о его аресте, суде и расстреле никогда не сообщалось официально, лишь в языке возникло слово “ежовщина”, но официально и оно не употреблялось.
О количестве жертв БТ сказано выше: исчисляемое миллионами, оно остаётся неопределённым, места их захоронения открываются случайно. Наследники НКВД делают всё, чтобы не допустить обнародования расстрелянных списков. Вот, например, в Карелии вблизи Медвежьегорска обнаружено массовое захоронение. Здесь 27 октября 1937 г. были расстреляны 1111 человек.
5-й чтец: Анна Ахматова “Эпилог”.
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жёсткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и чёрных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною, ослепшею стеною.
2-й докладчик: “ Репрессированные на территории нашего края (в Тюменской области)”
В полной мере жители Тюменской области испытали массовый террор в 1937-1938 гг. За один месяц (с 3 июля по 1 августа 1937 г.) было арестовано по расстрельным статьям более 3 тыс. человек. К 13 августа было арестовано уже 5444 человека.
В Тюмени, Тобольске, Ишиме, Ханты-Мансийске, Салехарде расстреляли всех политических ссыльных. Бывших царских и белых офицеров, священников, многих участников крестьянского восстания 1921 года. 10 декабря 1937 года – по первой категории (расстрел) было осуждено 11 тыс. 50 человек, по второй (высылка в лагеря) – более 5 тыс. человек.
Особая страница в летописной истории нашего края должна быть отведена так называемым спецпереселенцам. Под молохом репрессивной политики в годы войны оказались целые народы, которые были насильственно депортированы в восточные районы страны.
28 августа 1941 г. Президиум Верховного Совета принял указ “О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья”. Более чем миллиона депортируемых в районы нынешней Тюменской области было расстреляно 31 тыс. 890 человек.
В 1943 – 1944 гг. за Урал стали прибывать эшелоны с депортированными чеченцами, балкарцами, ингушами, кабардинцами, крымскими татарами. Многие из них оказались на Тюменской земле и в полной мере испытали горькую участь спецпереселенцев. В 1944 году в Тюменскую область было вывезено 14 тыс. 147 калмыков. Основная их часть была размещена в Ханты – Мансийском и Ямало-Ненецком округах. Однако, попав в непривычные природно-климатические условия и будучи размещёнными, в неприспособленных к зимним условиям бараках, немало калмыков – спецпереселенцев умерло и покоится в тюменской земле. Оставшимся в живых разрешили возвратиться в родные места только в 1954 году.
Судьбу репрессированных народов разделили коренные жители Ямала – ненцы. В ноябре – декабре 1943 г. чекистские органы спровоцировали выступление группы ненцев, которые распустили колхозы, поделили общественных оленей и откочевали вглубь тундры. Эту ситуацию представили как восстание, организованное гитлеровской разведкой. На подавление “восстания” из Омска была отправлена рота автоматчиков. Собрав обманным путём безоружных ненцев, солдаты открыли по ним огонь: семеро было убито, и столько же ранено, оставшихся арестовали и увезли в Салехард. Там из 50-ти ненцев 41 умер от болезни и истощения.
К 1950 году на территории края в качестве ссыльных проживало более 60 тыс. человек. Наиболее тяжёлым было положение спецпереселенцев, работавших на лесозаготовках и в рыбной промышленности. Жили они в бараках, построенных наспех, мучились от голода и холода, от оскорбления и издевательства власть имущих.
Корреспондент обращается к приглашённым гостям (бывшим репрессированным) с вопросом “Как повлияли репрессии на Вашу судьбу?”.
2-й ведущий: Но был и другой результат БТ – тот, ради которого все эти гетакомбы трупов и были нагромождены - завершение создания системы насилия как производительной силы общества. Об этом тоже сказано выше. Так или иначе, “зачистка”, выражаясь современным сленгом, была выполнена, хотя её сроки и пришлось продлевать дважды, рано, как и увеличивать региональные лимиты на расстрелы (по заявкам с мест). Социализм, как его понимал вождь и учитель, был “в основном”, построен на 1/6 части суши. Можно было переходить к подготовке его распространения на остальные 5/6.
Организатор вечера (учитель истории): Уважаемые гости! Желаем, вам, здоровья, долгих лет жизни, обеспеченной старости, благополучия вам и вашим семьям, а также быть застрахованными от разных катаклизмов и неожиданностей!
1-й ведущий:
Застрахуй себя от
многочисленных профессий.
2-й ведущий:
Застрахуй себя от пролетариев
всех стран.
3-й ведущий:
Застрахуй себя от политических
репрессий.
4-й ведущий:
Застрахуй себя от похоронных
телеграмм.
1-й ведущий:
Застрахуй себя от обесцвеченного
неба.
2-й ведущий:
Застрахуй себя от неизбежной
суеты.
3-й ведущий:
Застрахуй себя от обезличенного
неба.
4-й ведущий:
Застрахуй себя от безысходной
суеты.
Звучит музыка.
Полонез Огинского “Прощание с Родиной”.
Спалённое время, пропащие души,
И горько, и больно. Что может быть хуже,
Чем остовы храмов, застывших без сил,
В кольце миллионов безвестных могил,
В огромной стране, что забыла о них,
О детях, безвинно погибших своих,
Чьи души пылают в нас вечным огнём,
Зовут к покаянию – ночью и днём…
-Добрый день, дорогие друзья!
Здравствуйте!
30
октября в России является Днем памяти
жертв политических репрессий. И мы не можем остаться в стороне от этого
события. Ведь миллионы советских людей в 30-е, 40-е и 50-е годы XX ВЕКА стали
жертвами сталинского режима.
Приказ распять –
распят. Убить – убит.
С клеймом врага гонению подвержен.
Не верь, мой брат, ты нами не забыт.
И сердце о тебе болит как прежде.
Свинцовый дождь–убийца не спеша
И хладнокровно делал свое дело.
Но слышите? Бессмертная душа
Божественною песнею взлетела.
День памяти жертв политических репрессий – напоминание нам о трагических страницах в истории России, когда тысячи людей были необоснованно подвергнуты репрессиям, обвинены в преступлениях, отправлены в исправительно-трудовые лагеря, в ссылку и на спецпоселения, лишены жизни. Нравственные и физические мучения коснулись не только самих репрессированных, но и их родных и близких.
Из повести Ольги Громовой «Сахарный ребенок»:
«Проснувшись однажды утром, я увидела маму и няню, зашивающих животы моим плюшевым игрушкам — тигру и медведю. Мама сказала, что ночью была война между игрушками и Мышиным королём, тигрёнок и мишка пострадали, вот они их и лечат. Война, видимо, была очень жестокая, потому что в большой комнате все книги и вещи вперемешку валялись на полу.
— А где папа? — спросила я.
— Срочно уехал в Горький, — ответила мама. Видно, ей было очень горько, и этот город первым пришёл ей на ум. В эту ночь, с 13 на 14 февраля 1936 года, арестовали и увезли папу. Мне шёл тогда пятый год.
Жизнь продолжалась. Вроде бы всё было по-прежнему, но мама перешла на какую-то другую работу (из Наркомата сельского хозяйства её уволили на следующий же день после ареста мужа), и, видимо, денег в доме стало гораздо меньше. Пропали конфеты, фрукты, и вообще «вкусненькое» появлялось крайне редко. Соседи из другой, коммунальной квартиры делали вид, что нас не замечают.
Летом 36-го года пришла открытка от папы, внизу он крупными буквами написал мне, что уехал очень далеко и писать будет редко, а когда заработает много денег, вернётся и купит мне много игрушек. Открытка была испачкана углём (отец выбросил её из окна вагона возле Иркутска в надежде, что кто-то подберёт и опустит в ящик), весь текст был написан микроскопическими буквами, и между прочим там сообщалось: «Нас везут на Колыму».
В доме стало тихо: перестали приходить гости, замолчал телефон. Мама стала спать в моей комнате. Мы научились спать вдвоём на одной кровати, «валетиком», чтобы не мешать друг другу. ….мы играли, что мы декабристки, мы приехали в Сибирь, на рудники, а там нет мягких постелей…Так прошёл целый год.
Весной тридцать седьмого года няня на всё лето увезла меня к себе в деревню. Но в начале июня мама приехала за мной — мы с ней должны были срочно отправиться из Москвы далеко-далеко, в Среднюю Азию, и билеты уже были куплены.
Незадолго до этого у мамы в НКВД отобрали паспорт и дали на руки бумажку, по которой «поименованные ниже» мама и я в трёхдневный срок «высылаются из Москвы в Киргизскую ССР в город Токмак-Каганович Калининского района». Так летом 1937 года мы с мамой отбыли в ссылку».
Как дурной полузабытый сон, ушли давно минувшие 30-е годы, но в памяти людей, переживших это время, они не забылись. Репрессии бушевали в Советском Союзе с конца 20-х и до начала 50-х годов. Сталина представляли людям как «отца народов», как человека, который заботится о своей стране, о людях, с его образом было связано представление о счастливой жизни. Его прославляли в песнях, литературных произведениях, о нём снимали фильмы. Пропаганда активно рассказывала о героях-лётчиках, о трудовых подвигах, о новых достижениях.
На самом деле жизнь советских людей была трудной. Были очереди за хлебом, а выдавали его по карточкам. Характерной чертой была шпиономания, доносительство, всюду искали вредителей, врагов трудового народа. Постепенно в стране воцарилась атмосфера страха. Люди понимали, что происходит что-то страшное, даже если это не коснулось их самих и их семьи. Приезд «черных воронков», исчезновения людей для многих не могло остаться незамеченным.
Кому-то из арестованных давали срок, но многих расстреливали без суда и следствия в течение 3-х дней, недели, месяца. Уводили человека, и след его терялся. Как будто и не было его совсем. Никто из родных не знал ни о приговоре, ни о месте захоронения.
В 1934 году И. Сталин собственноручно подготовил постановление:
«Внести изменения в действующий уголовный кодекс по расследованию дел, организованных против советской власти:
Следствие заканчивать в срок не более десяти дней;
Дела слушать без участия сторон;
Обжалования приговоров не допускать;
Приговор к расстрелу приводить в исполнение немедленно!
Всех жён изменников родины заключать в лагеря на 5-8 лет.
Всех оставшихся детей до 15 лет изымать в детские дома и закрытые интернаты!»
От неизвестности томим,
Я жду. Наверно, скоро
Разбудят именем моим
Молчанье коридора.
И выведут меня на двор
С последними вещами,
Я на тюрьму свой кину взор,
Махну ей на прощанье.
Пять выстрелов разбудят тишь,
Из них два холостые.
И ты на землю полетишь,
И, как земля, остынешь.
1937 год был самым страшным. Это был год начала большого террора. Число расстрелянных увеличилось и достигло сотен тысяч. В места заключения хлынул невиданный поток людей.
Политзаключённых использовали в качестве дешевой рабочей силы. Они валили лес, добывали полезные ископаемые, строили дороги и заводы, ловили рыбу, занимались сельским хозяйством и т.д. Самые крупные и важные стройки сооружены руками заключённых: к примеру, Беломорско – Балтийский канал и федеральная автомобильная дорога Р256, более известная как Чуйский тракт.
За 9 месяцев (с 1 июля 1937 г. по 1 апреля 1938 г.) число заключенных в ГУЛАГе увеличилось более чем на 800 000, превысив 2 миллиона. Стать жертвой мог любой: и крестьянин, и рабочий, и артист, и военный…
За тысячи километров переселяли не только взрослых людей, но и детей, стариков, инвалидов. Днем и ночью шли переполненные железнодорожные эшелоны, одна за другой плыли по рекам баржи, все дороги были забиты повозками и толпами людей. Они уже были лишены всех гражданских прав.
Из романа Ирины Головкиной "Лебединая песнь":
«В пути были несколько дней; поезд шел теперь гораздо скорее и на запасных путях не стоял вовсе. Догадывались, что попали в Сибирь. Тысячи и тысячи километров от дому…Наконец, прозвучала команда: «Выходи с вещами! Стройся!»
Окруженные конвойными и собаками, двинулись в тайгу пешим строем по широкому тракту при позднем зимнем рассвете. Вокруг высились обледенелые ели и сугробы снега.
С рук соседки выглянуло из-под шерстяных косынок младенческое личико, а потом вывернулась и крошечная ручка. Леля несколько раз озиралась на эти сияющие глазки и растянувшийся до ушей ротик.
— Сколько ему? — спросила она и встретила взгляд молодой женщины, кутавшейся в старый офицерский башлык, такой же, в какой, бывало, куталась сама Леля.
— Полгодика ему, а второй на обозе едет — тому уже три.
— Вы по пятьдесят восьмой? — спросила Леля.
— По какой же еще? Сестра мужа вышла за английского посла, бывала с ним у нас… Вот и вся моя вина!
— Руки затекли, — шепнула молодая мать, перекладывая живой пакетик.
— Дайте его мне, вы устали. Он мне крестника моего напоминает. — И Леля приняла на руки этот маленький движущийся клубок.
Шли, шли, шли… Усталость нарастала, и всякая восприимчивость понемногу притуплялась.
— Не отставай, смотри! Равняйся, не то собак спущу!
Молодая мать уже давно взяла обратно ребенка и, изнемогая от усталости, начала отставать, а Леля думала теперь уже только о том, чтобы самой не упасть в снег.
Внезапно один из конвойных приблизился и, не говоря ни слова, ловким ударом приклада выбил ребенка из объятий матери и отшвырнул ногой в канаву! Это не приснилось, не померещилось — это в самом деле было. Как могли они молча пойти дальше? Но они пошли после короткой сумятицы, когда на остановившийся ряд натолкнулись шедшие сзади… Угрожающие крики конвойных в одну минуту навели порядок. Снова пошли!
И это уже был сон — иначе как жить после того, что произошло?! И Леля уверяла себя, что это сон — ведь все кругом расплывается и кружится, как во сне».
Знаю я, далеко нас загонят,
Где – то в лесу, жестокий мороз
Без молитвы меня похоронят
У уральских кудрявых берёз.
Только ветер протяжный и хлёсткий
Будет выть над могилой моей
Только тонкие листья берёзки
Будут падать, как слёзы ветвей.
Жизнь в жесточайших условиях, издевательства над человеческим достоинством, постоянные угрозы смертью не смогли сломить у политзаключенных волю к свободе, желание оставаться достойными гражданами своей страны.
… Я проводил за книгами весь вечер,
Вгрызаясь в суть общественных наук
И был в своих сужденьях безупречен,
И в спорах боевит, как политрук.
Надежд огромных, веры светлой полон,
Я шел на свет гудящего огня,
Совсем не зная, что зловещий ворон
Уже давно кружит вокруг меня.
Не знал я, что в осеннее ненастье
Он занесет меня в пустынный край,
Где будут душу рвать мою на части
Конвойный окрик и собачий лай.
Что там — за черной пропастью колючей
В сыром бараке, над стихом скорбя,
Я обольюсь не раз слезой горючей,
Но не предам ни друга, ни себя.
Отца не запятнаю партбилета,
Косынки красной матери моей,
И буду жив той верой, что на свете
Нет Родины печальней и светлей…
В борьбе с собственным народом правители потеряли миллионы людей. Число могил на кладбищах нередко превышало количество живущих: умирали от голода, холода, тяжелого физического труда.
Вдумайтесь в эти цифры. Они потрясают, кажутся чудовищными, невозможными. По оценкам историков, общее число осуждённых за политические и уголовные преступления в 1923—1953 годах составляет не менее 40 млн.
Если из общей численности населения вычесть лиц до 14 лет и старше 60, как малоспособных к преступной деятельности, то выяснится, что в пределах жизни одного поколения был осуждён практически каждый третий дееспособный член общества.
5 июля 1954 года Совет Министров СССР «снял некоторые ограничения в правовом положении спецпереселенцев: детей освободили из-под надзора, разрешили им поступать в учебные учреждения и выезжать к месту учебы в любой пункт страны».
«Учет» для взрослых отменили в декабре 1955 года, однако пребывание на спецпереселении и работа в «трудармии» в трудовой стаж не включались.
Почти все репрессированные граждане со временем были реабилитированы и оправданы. Дела пересмотрены. Подчас это делали те же судьи, что и выносили приговор.
Спалённое время, пропащие души,
И горько, и больно. Что может быть хуже,
Чем остовы храмов, застывших без сил,
В кольце миллионов безвестных могил,
В огромной стране, что забыла о них,
О детях, безвинно погибших своих,
Чьи души пылают в нас вечным огнём,
Зовут к покаянию – ночью и днём…
-Добрый день, дорогие друзья!
Здравствуйте!
30
октября в России является Днем памяти
жертв политических репрессий. И мы не можем остаться в стороне от этого
события. Ведь миллионы советских людей в 30-е, 40-е и 50-е годы XX ВЕКА стали
жертвами сталинского режима.
Приказ распять –
распят. Убить – убит.
С клеймом врага гонению подвержен.
Не верь, мой брат, ты нами не забыт.
И сердце о тебе болит как прежде.
Свинцовый дождь–убийца не спеша
И хладнокровно делал свое дело.
Но слышите? Бессмертная душа
Божественною песнею взлетела.
День памяти жертв политических репрессий – напоминание нам о трагических страницах в истории России, когда тысячи людей были необоснованно подвергнуты репрессиям, обвинены в преступлениях, отправлены в исправительно-трудовые лагеря, в ссылку и на спецпоселения, лишены жизни. Нравственные и физические мучения коснулись не только самих репрессированных, но и их родных и близких.
Из повести Ольги Громовой «Сахарный ребенок»:
«Проснувшись однажды утром, я увидела маму и няню, зашивающих животы моим плюшевым игрушкам — тигру и медведю. Мама сказала, что ночью была война между игрушками и Мышиным королём, тигрёнок и мишка пострадали, вот они их и лечат. Война, видимо, была очень жестокая, потому что в большой комнате все книги и вещи вперемешку валялись на полу.
— А где папа? — спросила я.
— Срочно уехал в Горький, — ответила мама. Видно, ей было очень горько, и этот город первым пришёл ей на ум. В эту ночь, с 13 на 14 февраля 1936 года, арестовали и увезли папу. Мне шёл тогда пятый год.
Жизнь продолжалась. Вроде бы всё было по-прежнему, но мама перешла на какую-то другую работу (из Наркомата сельского хозяйства её уволили на следующий же день после ареста мужа), и, видимо, денег в доме стало гораздо меньше. Пропали конфеты, фрукты, и вообще «вкусненькое» появлялось крайне редко. Соседи из другой, коммунальной квартиры делали вид, что нас не замечают.
Летом 36-го года пришла открытка от папы, внизу он крупными буквами написал мне, что уехал очень далеко и писать будет редко, а когда заработает много денег, вернётся и купит мне много игрушек. Открытка была испачкана углём (отец выбросил её из окна вагона возле Иркутска в надежде, что кто-то подберёт и опустит в ящик), весь текст был написан микроскопическими буквами, и между прочим там сообщалось: «Нас везут на Колыму».
В доме стало тихо: перестали приходить гости, замолчал телефон. Мама стала спать в моей комнате. Мы научились спать вдвоём на одной кровати, «валетиком», чтобы не мешать друг другу. ….мы играли, что мы декабристки, мы приехали в Сибирь, на рудники, а там нет мягких постелей…Так прошёл целый год.
Весной тридцать седьмого года няня на всё лето увезла меня к себе в деревню. Но в начале июня мама приехала за мной — мы с ней должны были срочно отправиться из Москвы далеко-далеко, в Среднюю Азию, и билеты уже были куплены.
Незадолго до этого у мамы в НКВД отобрали паспорт и дали на руки бумажку, по которой «поименованные ниже» мама и я в трёхдневный срок «высылаются из Москвы в Киргизскую ССР в город Токмак-Каганович Калининского района». Так летом 1937 года мы с мамой отбыли в ссылку».
Как дурной полузабытый сон, ушли давно минувшие 30-е годы, но в памяти людей, переживших это время, они не забылись. Репрессии бушевали в Советском Союзе с конца 20-х и до начала 50-х годов. Сталина представляли людям как «отца народов», как человека, который заботится о своей стране, о людях, с его образом было связано представление о счастливой жизни. Его прославляли в песнях, литературных произведениях, о нём снимали фильмы. Пропаганда активно рассказывала о героях-лётчиках, о трудовых подвигах, о новых достижениях.
На самом деле жизнь советских людей была трудной. Были очереди за хлебом, а выдавали его по карточкам. Характерной чертой была шпиономания, доносительство, всюду искали вредителей, врагов трудового народа. Постепенно в стране воцарилась атмосфера страха. Люди понимали, что происходит что-то страшное, даже если это не коснулось их самих и их семьи. Приезд «черных воронков», исчезновения людей для многих не могло остаться незамеченным.
Кому-то из арестованных давали срок, но многих расстреливали без суда и следствия в течение 3-х дней, недели, месяца. Уводили человека, и след его терялся. Как будто и не было его совсем. Никто из родных не знал ни о приговоре, ни о месте захоронения.
В 1934 году И. Сталин собственноручно подготовил постановление:
«Внести изменения в действующий уголовный кодекс по расследованию дел, организованных против советской власти:
Следствие заканчивать в срок не более десяти дней;
Дела слушать без участия сторон;
Обжалования приговоров не допускать;
Приговор к расстрелу приводить в исполнение немедленно!
Всех жён изменников родины заключать в лагеря на 5-8 лет.
Всех оставшихся детей до 15 лет изымать в детские дома и закрытые интернаты!»
От неизвестности томим,
Я жду. Наверно, скоро
Разбудят именем моим
Молчанье коридора.
И выведут меня на двор
С последними вещами,
Я на тюрьму свой кину взор,
Махну ей на прощанье.
Пять выстрелов разбудят тишь,
Из них два холостые.
И ты на землю полетишь,
И, как земля, остынешь.
1937 год был самым страшным. Это был год начала большого террора. Число расстрелянных увеличилось и достигло сотен тысяч. В места заключения хлынул невиданный поток людей.
Политзаключённых использовали в качестве дешевой рабочей силы. Они валили лес, добывали полезные ископаемые, строили дороги и заводы, ловили рыбу, занимались сельским хозяйством и т.д. Самые крупные и важные стройки сооружены руками заключённых: к примеру, Беломорско – Балтийский канал и федеральная автомобильная дорога Р256, более известная как Чуйский тракт.
За 9 месяцев (с 1 июля 1937 г. по 1 апреля 1938 г.) число заключенных в ГУЛАГе увеличилось более чем на 800 000, превысив 2 миллиона. Стать жертвой мог любой: и крестьянин, и рабочий, и артист, и военный…
За тысячи километров переселяли не только взрослых людей, но и детей, стариков, инвалидов. Днем и ночью шли переполненные железнодорожные эшелоны, одна за другой плыли по рекам баржи, все дороги были забиты повозками и толпами людей. Они уже были лишены всех гражданских прав.
Из романа Ирины Головкиной "Лебединая песнь":
«В пути были несколько дней; поезд шел теперь гораздо скорее и на запасных путях не стоял вовсе. Догадывались, что попали в Сибирь. Тысячи и тысячи километров от дому…Наконец, прозвучала команда: «Выходи с вещами! Стройся!»
Окруженные конвойными и собаками, двинулись в тайгу пешим строем по широкому тракту при позднем зимнем рассвете. Вокруг высились обледенелые ели и сугробы снега.
С рук соседки выглянуло из-под шерстяных косынок младенческое личико, а потом вывернулась и крошечная ручка. Леля несколько раз озиралась на эти сияющие глазки и растянувшийся до ушей ротик.
— Сколько ему? — спросила она и встретила взгляд молодой женщины, кутавшейся в старый офицерский башлык, такой же, в какой, бывало, куталась сама Леля.
— Полгодика ему, а второй на обозе едет — тому уже три.
— Вы по пятьдесят восьмой? — спросила Леля.
— По какой же еще? Сестра мужа вышла за английского посла, бывала с ним у нас… Вот и вся моя вина!
— Руки затекли, — шепнула молодая мать, перекладывая живой пакетик.
— Дайте его мне, вы устали. Он мне крестника моего напоминает. — И Леля приняла на руки этот маленький движущийся клубок.
Шли, шли, шли… Усталость нарастала, и всякая восприимчивость понемногу притуплялась.
— Не отставай, смотри! Равняйся, не то собак спущу!
Молодая мать уже давно взяла обратно ребенка и, изнемогая от усталости, начала отставать, а Леля думала теперь уже только о том, чтобы самой не упасть в снег.
Внезапно один из конвойных приблизился и, не говоря ни слова, ловким ударом приклада выбил ребенка из объятий матери и отшвырнул ногой в канаву! Это не приснилось, не померещилось — это в самом деле было. Как могли они молча пойти дальше? Но они пошли после короткой сумятицы, когда на остановившийся ряд натолкнулись шедшие сзади… Угрожающие крики конвойных в одну минуту навели порядок. Снова пошли!
И это уже был сон — иначе как жить после того, что произошло?! И Леля уверяла себя, что это сон — ведь все кругом расплывается и кружится, как во сне».
Знаю я, далеко нас загонят,
Где – то в лесу, жестокий мороз
Без молитвы меня похоронят
У уральских кудрявых берёз.
Только ветер протяжный и хлёсткий
Будет выть над могилой моей
Только тонкие листья берёзки
Будут падать, как слёзы ветвей.
Жизнь в жесточайших условиях, издевательства над человеческим достоинством, постоянные угрозы смертью не смогли сломить у политзаключенных волю к свободе, желание оставаться достойными гражданами своей страны.
… Я проводил за книгами весь вечер,
Вгрызаясь в суть общественных наук
И был в своих сужденьях безупречен,
И в спорах боевит, как политрук.
Надежд огромных, веры светлой полон,
Я шел на свет гудящего огня,
Совсем не зная, что зловещий ворон
Уже давно кружит вокруг меня.
Не знал я, что в осеннее ненастье
Он занесет меня в пустынный край,
Где будут душу рвать мою на части
Конвойный окрик и собачий лай.
Что там — за черной пропастью колючей
В сыром бараке, над стихом скорбя,
Я обольюсь не раз слезой горючей,
Но не предам ни друга, ни себя.
Отца не запятнаю партбилета,
Косынки красной матери моей,
И буду жив той верой, что на свете
Нет Родины печальней и светлей…
В борьбе с собственным народом правители потеряли миллионы людей. Число могил на кладбищах нередко превышало количество живущих: умирали от голода, холода, тяжелого физического труда.
Вдумайтесь в эти цифры. Они потрясают, кажутся чудовищными, невозможными. По оценкам историков, общее число осуждённых за политические и уголовные преступления в 1923—1953 годах составляет не менее 40 млн.
Если из общей численности населения вычесть лиц до 14 лет и старше 60, как малоспособных к преступной деятельности, то выяснится, что в пределах жизни одного поколения был осуждён практически каждый третий дееспособный член общества.
5 июля 1954 года Совет Министров СССР «снял некоторые ограничения в правовом положении спецпереселенцев: детей освободили из-под надзора, разрешили им поступать в учебные учреждения и выезжать к месту учебы в любой пункт страны».
«Учет» для взрослых отменили в декабре 1955 года, однако пребывание на спецпереселении и работа в «трудармии» в трудовой стаж не включались.
Почти все репрессированные граждане со временем были реабилитированы и оправданы. Дела пересмотрены. Подчас это делали те же судьи, что и выносили приговор.
30 октября 2019 года в нашей стране отмечается День памяти жертв политических репрессий. Устраиваются траурные акции, посвященные этой скорбной дате митинги: в Москве – у Соловецкого камня на Лубянской площади, в Санкт-Петербурге – на Левашовском мемориальном кладбище.
В школах проходят классные часы ко Дню памяти жертв политических репрессий и другие мероприятия.
Сценарий классного часа на День памяти жертв политических репрессий
Памятное мероприятие можно начать с чтения стихов:
– О, моя беспечальная, безоглядная Русь!
Про дорогу кандальную рассказать не берусь…
Так уж было положено, ни за что нас губили.
Но не можем, не можем мы, чтоб о нас позабыли!
Нас этапами пешими, эшелонами длинными
Гнали в дали кромешные, разлучали с любимыми.
До кровавого пота мы день и ночь чуть не до свету
Безотказно работали, ели пайку не досыта.
Нас потоком зловещим настигала пурга,
Как ненужные вещи, заметая в снега.
Так по прихоти чьей-то мы окончили век…
Кто забыть о нас в силах, если он – человек?
День памяти жертв политических репрессий, который отмечается 30 октября, продолжит рассказ ведущих.
– Дорогие друзья! Сегодня мы отмечаем печальный праздник. Он посвящен тем, кто в годы советской власти подвергся жестоким расправам, был казнен, сослан в лагеря, отправлен в ссылку и спецпоселения.
– Политические репрессии в нашей стране начались сразу после Октябрьского переворота 1917 года. Были репрессированы бывшие дворяне, священнослужители, «кулаки», жены, дети и другие родственники «врагов народа», а также многие иные категории населения. Стать жертвой мог любой: и крестьянин, и рабочий, и актер, и писатель, и военный.
– В 1934 году И. Сталин собственноручно подготовил следующее постановление:
«Внести изменения в действующий уголовный кодекс по расследованию дел, организованных против советской власти: следствие заканчивать в срок не более десяти дней; дела слушать без участия сторон; обжалования приговоров не допускать; приговор к расстрелу приводить в исполнение немедленно; всех жен изменников родины заключать в лагеря на 5-8 лет; всех оставшихся детей до 15 лет изымать в детские дома и закрытые интернаты».
На классном часе посвященном Дню памяти жертв политических репрессий снова прозвучат стихи:
– Спаленное время, пропащие души,
И горько, и больно. Что может быть хуже,
Чем остовы храмов, застывших без сил,
В кольце миллионов безвестных могил,
В огромной стране, что забыла о них,
О детях, безвинно погибших своих,
Чьи души пылают в нас вечным огнем,
Зовут к покаянию – ночью и днем…
– Такое страшное было время –
«Врагом народа» был сам народ.
Любое слово, любая тема… –
И по этапу страна… – вперед!
Но мы-то помним! Теперь мы знаем!
На все – запреты, на всех – печать…
Народ толпой по этапу гнали,
Чтоб было легче им управлять…
На школьном мероприятии на День памяти жертв политических репрессий можно привести данные о пострадавших в те годы:
– Выяснить точное число жертв тоталитарного режима уже нельзя, ведь многие из них просто не были учтены. И все же некоторые цифры привести можно.
– Только в 1937-38 годах по 58-й статье за «контрреволюционные преступления» были осуждены 1,3 миллиона человек, свыше половины из них расстреляны.
– 3,5 миллиона человек были репрессированы по национальному признаку. Это немцы, чеченцы, балкарцы, ингуши, кабардинцы, крымские татары, калмыки и представители других национальностей.
– Были раскулачены и отправлены на спецпоселение 517 тысяч семей (2 миллиона 437 тысяч человек).
По сценарию памятного мероприятия ребята прочтут стихи:
– Страну покрыли сетью лагерей,
Где псы и стражи злые без предела.
Там зэков не считали за людей:
Их жизнь цены в Гулаге не имела.
Людей тогда казнили без суда
По знаку палачей в расстрельных списках,
И жертвы исчезали без следа,
Над ними ни крестов, ни обелисков.
И данных нет – безмолвствуют архивы,
Родных могил уже не отыскать.
Друзья мои, пока мы с вами живы,
Успеть бы поименно всех назвать…
После этого на классном часе прозвучит рассказ об этой памятной дате.
– Дата 30 октября была выбрана неслучайно. Тогда в 1974 году политические заключенные одного из лагерей в Мордовии объявили массовую голодовку, выражая протест против репрессивных действий и издевательств по отношению к безвинным заключенным в СССР.
– В этот день правозащитники стали неофициально отмечать «День политзаключенного», с 1987 года – проводить демонстрации в Москве. В 1991 году, согласно постановлению Верховного Совета РСФСР, 30 октября стал официально отмечаться День памяти жертв политических репрессий.
– В конце 1980-х – начале 1990-х годов стала известна правда о пострадавших в годы сталинизма. Было пересмотрено свыше 636 тысяч уголовных дел в отношении 901 тысячи человек, из которых 637 тысяч некогда осужденных реабилитированы. Были приняты постановления для поддержки жертв репрессий, созданы специальные комиссии по делам реабилитированных.
– Поломанные судьбы,
Разбитые надежды.
Невинные по сути,
Ушедшие навечно.
Вы нестерпимой болью
В сердцах людских живете
И памятью-любовью
Земную скорбь несете.
– Всем, кто клеймен был статьею полсотни восьмою,
Кто и во сне окружен был собаками, лютым конвоем,
Кто по суду, без суда, совещанием особым
Был обречен на тюремную робу до гроба,
Кто был с судьбой обручен кандалами, колючкой, цепями –
Им наши слезы и скорбь, наша вечная память!
Ведущие:
– Участники акции «Возвращение имен», которая проводится в нашей стране 30 октября в День памяти жертв политических репрессий с 2007 года, по очереди зачитывают имена людей, расстрелянных в 1937-38 годах.
– Имя, фамилия, возраст, профессия,
Дата расстрела… И полнится ряд.
И нескончаема эта процессия –
Скорбных теней проплывает парад.
Тех, кто забыт, чьи безвестны могилы,
В неисчислимых траншеях и рвах,
Тех, чьи иссякли последние силы,
Чей крик застыл в замерзающих ртах.
Пепел уже миллионов забытых –
Гневно, сердца пробуждая, стучит,
И открывают все то, что сокрыто,
К совести, к памяти, к чести ключи.
Помнить, чтоб это не повторилось –
Страшное прошлое скинуть долой,
Чтобы сегодня хватило нам силы
Не допустить новый Тридцать седьмой.
(А. Андреевский).
Сценарий мероприятия на День памяти жертв политических репрессий продолжит чтение отрывков из воспоминаний политзаключенных, произведений В. Т. Шаламова, А. И. Солженицына и др., небольшие театрализованные представления на эту тему.
А завершится классный час или внеклассное памятное мероприятие зажжением свечей в память о тех, кто пострадал за свои политические убеждения в нашей стране.
СЦЕНА 1. 001. Звучит музыка “Реквием”. 1 Перед этим горем гнутся горы, Не течет великая река, Но крепки тюремные затворы, А за ними "каторжные норы" И смертельная тоска. Для кого-то веет ветер свежий, Для кого-то нежится закат - Мы не знаем, мы повсюду те же, Слышим лишь ключей постылый скрежет Да шаги тяжелые солдат. Подымались как к обедне ранней, По столице одичалой шли, Там встречались, мертвых бездыханней, Солнце ниже, и Нева туманней, А надежда все поет вдали. Приговор... И сразу слезы хлынут, Ото всех уже отделена, Словно с болью жизнь из сердца вынут, Словно грубо навзничь опрокинут, Но идет... Шатается... Одна... Где теперь невольные подруги Двух моих осатанелых лет? Что им чудится в сибирской вьюге, Что мерещится им в лунном круге? Им я шлю прощальный свой привет. (А.Ахматова «Реквием») 2 . День памяти жертв политических репрессий - проходит в России и других бывших республиках СССР ежегодно 30 октября, начиная с 1991 года. 3 . Такое страшное было время. Врагом народа был сам народ. Любое слово, любая тема... И по этапу страна... вперёд! Но мы-то помним! Теперь мы знаем. На всё запреты, на всех печать... Народ толпой по этапу гнали, Чтоб было легче им управлять... 4 . 30 октября выбрано президентом РФ в качестве Дня жертв репрессий не случайно: за 19 лет до него этот день был выбран, если угодно, Богом. В этот день в 1972 г. в мордовском лагере умер Юрий Галансков, получивший срок за свой протест против лишения свободы Синявского и Даниеля - писателей, осуждённых за опубликование своих рассказов за рубежом.5.
Через 2 года, в октябре 1974 г. группа соузников Галанскова сумела передать на волю предложение отмечать во всём мире этот день как День политзаключённых.
День политзаключенного был отмечен одно - и двухдневными голодовками в Мордовских и Пермских лагерях, а также во Владимирской тюрьме.6
.Одновременно 30 октября состоялась организация А.Д.Сахаровым и инициативной группой защиты прав человека в СССР пресс-конференция.
7.
… Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных «марусь»…
(А.Ахматова «Реквием»)8
.Что такое репрессии?
Это – когда власть карает людей, за какие-то их действия против неё – так?9.
Между тем, подавляющее большинство тех, кого мы сегодня вспоминаем, ни о каких действиях против власти и не помышляли.
(Участники вечера памяти стоят на сцене и после произнесения имен репрессированных поворачиваются к залу спиной, уходят со цены. ) -Ни тысячи инженеров, арестованных в связи с «шахтинским делом»; -ни сотни тысяч замученных, расстрелянных, загубленных в 1937–1938 годах партийцев, наивно верящих, что они – ум, честь и совесть эпохи, потому что строят светлое будущее для всех трудящихся; -ни миллионы крестьян, поверивших «новой экономической политике», объявленной в 1921 году, и оказавшиеся через 7 лет жертвами «политики ликвидации кулачества как класса». -Не боролись против власти ни маршалы и генералы – Тухачевский, Егоров, Блюхер; -ни поэты – Гумилев, Смеляков, Заболоцкий; -ни артисты – Русланова, Дворжецкий, Михоэлс; -ни будущий руководитель советской космической программы Королев; - ни самолетостроитель Туполев; -ни генетик Вавилов; ни физик Румер, -ни астроном Козырев, ни историк Гумилев; -ни многие, многие другие. Видеофрагмент док.фильма «Сталин. Репрессии.» с 30сек дол 2:01СЦЕНА 2.
Слайд «Письма репрессированных»
на фоне музыки
ученик читает выдержки из писем заключённых, фоном звучит «М.Таривердиев - Двое В Кафе10.
15 мая 1938 год«Дорогие мои Анечка, Лорочка и Лялечка! Вчера нас привезли в Котлас. Находимся сейчас на пересыльном пункте Ухтапечорского лагеря НКВД. Отсюда должны отправить на место, где придется отбывать свой долголетний срок лагерного заключения. Когда и куда будет отправка, это неизвестно..На каких работах придется быть, это тоже еще неизвестно…»
8 июля 1938год
«.. Пишу из пересыльного пункта Устьвымлага. Сюда привезли позавчера,отсюда увезут дальше, в Желдорлаг. Кажется, это будет последний этап нашего следования к месту нашего заключения.… Вся душа моя, весь дух мой – это только Вы, мои дорогие. Не забывайте своего несчастного папочку.… Будьте здоровы.
Сильно, сильно целую вас. Ваш отец» Музыка резко обрывается 11. День памяти... Печальный, скорбный день, Когда на целый мир ложится тень Былых времён, жестоких и кровавых, Под знаками позора, но не славы. День памяти - погибших, павших, жертв, Что муки, неповинно претерпев, Сложили головы во рвах, и не отпеты, И души их - в раю витают где-то Ну, а тела - исчезли навсегда, Без права переписки, без следа, Туда, где только память их достанет, И будет совесть биться неустанно. Фрагмент видеофильма «Женщины ГУЛАГа»
СЦЕНА 3.
12. Нет, и не под чуждым небосводом,И не под защитой чуждых крыл, -
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был. (А.Ахматова «Реквием») 13. Это строки из «Реквиема» Анны Ахматовой. В страшные годы ежовщины она провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то “опознал” её. Тогда стоящая за ней женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала её имени, очнулась от свойственного им оцепенения и спросила её на ухо (там все говорили шепотом): – А это вы можете описать? И Ахматова сказала: – Могу. 14. Узнала я, как опадают лица, Как из-под век выглядывает страх, Как клинописи жесткие страницы Страдание выводит на щеках, Как локоны из пепельных и черных Серебряными делаются вдруг, Улыбка вянет на губах покорных, И в сухоньком смешке дрожит испуг. И я молюсь не о себе одной, А обо всех, кто там стоял со мною, И в лютый холод, и в июльский зной Под красною ослепшею стеною. (А.Ахматова «Реквием») Слайд «Арест отца» ? звучит мелодия в исполнении Клайдермана Из воспоминаний дочери профессора заведующего кафедрой Казанского Университета Тарасовой Галины.
Отца арестовали в ночь с 26 на 27 января 1937 года. Настали дни недоуменного молчания и страха. Каждую ночь увозили кого-то из соседей. Двор наш опустел, никакой ребятни. В дом к нам перестали ходить. Ни мама, ни мы с братом не верили в виновность отца. В марте маму вызвал директор и предложил уйти с работы по собственному желанию. Нам стало совсем не на что жить. В ночь с 20 на 21 августа арестовали маму. При аресте ей сказали, что ничего брать с собой не надо. Так что в тюрьме она оказалась в одном летнем платье, а в лагере ходила босая. Добрые люди поделились с ней своей одеждой, когда она еле живая шла по этапу.
В течение двух лет она не знала, где ее дети, что с ними. Мама будет сидеть в углу камеры, глядеть на постоянно горящую лампочку и молчать. Меня с братом отправили в детский дом.
СЦЕНА 4.
15. В количественном отношении пик репрессий пришелся на 1937-1938 годы, когда за два года по известной 58-й статье ("контрреволюционные преступления") были осуждено 1,3 миллиона человек, из которых свыше половины расстреляны. В сталинские годы было репрессировано около 60 народов. Это два миллиона 463940 человек, из них 655674 - мужчины, 829084 - женщины, 970182 - дети до 16 лет.
16. Приговор…
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить. (А.Ахматова «Реквием»)
17. На фоне музыки из к/ф «Гладиатор»
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе... Не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть… (А.Ахматова «Реквием»)
18. Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой,
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
И только пыльные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда. (А.Ахматова «Реквием»)
СЦЕНА5.
19.
Реабилитация жертв политических репрессий началась в СССР в 1954 году. В середине 1960-х эта работа была свернута и возобновилась лишь в конце 1980-х годов. День памяти жертв политических репрессий в России впервые был отмечен в 1991 году в память о голодовке узников лагерей в Мордовии, начавшейся 30 октября в 1974 году. Президентом России, правительством РФ несколько лет назад приняты и выполняются постановления, направленные на поддержку жертв репрессий, созданы специальные комиссии по делам реабилитированных.
20.
Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: "Сюда прихожу, как домой".
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего поминального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли. (А.Ахматова «Реквием»)
21.
Всем,
кто клеймен был статьёю полсотни восьмою,
кто и во сне окружён был собаками, лютым конвоем,
кто по суду, без суда, совещаньем особым
был обречён на тюремную робу до гроба,
кто был с судьбой обручён кандалами, колючкой, цепями,
им
наши слезы и скорбь, наша вечная память!
Минута молчания
